[MORE="Синий Свет", реж. Лени Рифеншталь]
Когда произносишь фамилию Рифеншталь, то сразу вспоминаются монументальные образы из "Триумфа Воли" и "Олимпии". Более того, вспоминаются только они, словно вся творческая жизнь человека ограничилась двумя документальными фильмами, снятыми в начальный период Третьего Рейха. И отношение к Лени сейчас определяется именно этими двумя фильмами, одни восхищаются их тоталитарной мощью, другие – ненавидят по той же причине.
Но на самом деле она никогда не хотела становиться документалистом и тем более пропагандистом. Она хотела сниматься и снимать художественные фильмы. Однако, к сожалению, сумела снять только два художественных фильма. Причём второй фильм, "Долину" после войны конфисковали незаконченным, долго хранили где-то во Франции. И так порезали монтажный материал, что немалая часть фильма оказалась утеряна. Большинство же проектов просто не состоялись, хотя по описанию концепций там могло получится нечто уникальное. Сперва война, потом долгая и безжалостная обструкция, когда де-факто затравили одного из лучших режиссёров в истории кино. В результате этот осторожный дебют в жанре "горного фильма" оказался, пожалуй, единственным свободным и полностью реализованным проектом Рифеншталь. Кстати, в работе над сценарием и съёмками фильма принимал активное участие великий венгерский кинокритик Белла Балаш. Убеждённый марксист, член компартии Германии, венгр по происхождению.
И слегка помог великий сценарист Карл Майер. Бывают странные сближения...
Для начала что не понравилось:
Музыка просто ужасна, давно не слышал ничего более раздражающего. Ещё многим может не понравиться почти полное отсутствие динамики. Фильм крайне спокоен и статичен, врочем длится он ровно столько, сколько надо, поэтому не надоедает.
Что понравилось: Практически всё.
Визуальный ряд просто поразителен, давно не видел более красивого фильма. Горы и леса сняты так, что дух захватывает. Особенно поражает ощущение света в эпизодах с полнолунием. Весь фильм похож на некий кристалл с переливающимися гранями.
Люди сняты не хуже, крупные планы реально гениальны, очень запоминающаяся галерея. И конечно, игра Лени. Внешность, пластика, харизма - всё просто отлично.
Сюжет - чистый архетип. Магическая вещь о столкновении Традиции и рационализма. То, что для одних было духовным маяком, за приближение к которому платили жизнью, для других оказалось источником дохода и развития. Симпатии Лени явно на стороне первых, что вполне подходит под теорию о криптофашизме всего её творчества, высказанной как Сьюзен Зонтаг, так и Зигфридом Кракауэром в его книге "Психологическая история немецкого кино. От Калигари до Гитлера" Приведу цитату из этой книги:
"Подобно метеорологу из фильма "Бури над Монбланом", девушка с гор Юнта сродни такому политическому режиму, который держится на интуитивных прозрениях, обожествлении природы и раздувании мифов".
Впрочем, тогда придётся обвинять в криптофашизме весь жанр "горных фильмов", поскольку его суть в целом идеально совпадает с взглядами Эволы на альпинизм. Но это тема для отдельного исследования.
И ещё, меня лично удивили параллели между сюжетом, и последующей судьбой режиссёра. Миллионы юношей действительно пошли за тем светом, который она увидела и сумела передать Триумфом Воли. Они, по большей части, погибли. Она - выжила, и до конца своей жизни превратилась в парию.
Вот и не верь теперь в то, что художник способен предсказать своё будущее.
Раймонд Крумгольд
"Таксист", реж. М.Скорсезе
От этого фильма тошнит. Одна из целей Скорсезе и состояла в том, чтобы картины "дна" ночного Нью-Йорка вызывали бы у зрителя такое же отвращение, как и у главного героя в исполнении Роберта Де Ниро. Проститутки, сутенеры, психопаты и наркоманы двигаются в свете ядовито-ярких огней, под изматывающую, тягучую и тоскливую джазовую мелодию. Но "когда-нибудь огненный дождь смоет с улиц все это дерьмо".
Трудно найти в кинематографе более яркий и цельный пример тотального отчуждения, чем главный герой "Таксиста", ночной таксист, ветеран Вьетнама Тревис Бикл. Чужой всем и всюду, почти утративший способность к эмоциональному контакту с другими людьми, типичный социопат.
Социопатия - это вообще очень по-американски. Американские гражданские свободы, privacy, американское правое либертарианство и правый анархизм, чисто американское нутряное неприятие любого административного, бюрократического вмешательства в дела граждан, американская демократия, возникшая как компромисс, своего рода вооруженный нейтралитет между пестрой палитрой самых разнообразных этно-религиозных общин - все это зиждется на догмате make your own business, в переводе на русский "не трогай меня, и я не трону тебя".
Одна знакомая правозащитница, которой я дал посмотреть этот фильм, отметила, что Тревис делит мир на черное и белое, никаких полутонов. Ну да, Таксист - классический манихеец, без компромиссов. "Потому что есть добро, и есть зло. И зло должно быть наказано", - как говорит Роршах, герой новейших "Хранителей", разительно похожий по своему мировоззрению на Таксиста. Да же их hate-speech монологи по поводу картин городского дна похожи. "Все твари выползают ночью: шлюхи, вонючие скунсы, пидары, травести, торчки, укуренные, больные и продажные" (Тревис). "...Когда идешь по городу, подыхающему от бешенства, мимо людей-тараканов, ищущих героин и детскую порнографию..." (Роршах).
Та же правозащитница выразила недоумение тем, что Тревис Бикл так пристально вглядывается в то, что вызывает у него такое отвращение. "Не нравится ночной город - катайся по нему днем", - сказала она. Но, во-первых, у Таксиста бессонница. А во-вторых, все эти отвратительные картины пожирающих друг друга "отверженных", кипящая кровью и дерьмом утроба города - это и есть тот перегной, гумус, позволяющий существовать тому, что сверху, среднему классу и "всем этих шлюхам-политикам, либералам, интеллектуалам и пиздоболам" (это опять из Роршаха).
Именно поэтому гнев Тревиса Бикла в равной степени направлен и против "подонков общества" и против истеблишмента.
Есть параллели между "Таксистом" и двумя первыми романами Лимонова. Место и время действия совпадают. Грязных картины городского дна в "Эдичке" и "Дневнике" тоже предостаточно. Негры-"пимпы", проститутки-наркоманы фигурируют и там, и там. С отчуждением у раннего Лимонова все также в порядке". "Дневник неудачника" заканчивается фантазией о покушении на президента; герой "Таксиста" пытается "покуситься" на кандидата в президенты. Кстати, парень, который потом стрелял в Рейгана, смотрел "Таксиста" не менее 15 раз. Наконец, фантазии на тему пристрелить какого-нибудь шишку из истеблишмента есть и в лимоновской "Истории его слуги". Вобщем, надо всем этим витает тень условного Ли Харви Освальда.
"Таксист" - ярко выраженный фильм 1970-х. Во многих кинокартинах этого периода есть отчетливая тревожная и зловещая нота, некое смутное внутреннее неблагополучие, напряжение, которое нарастает по ходу действия и в какой-то момент разряжается насилием. А также пристальное внимание к агрессивной, животной части человеческой природы. Тут можно вспомнить и "Соломенных псов", и "Охотника на оленей" и "Апокалипсис сегодня". Время разочарования в иллюзиях 1960-х, похмелье и ломка после хиппово-пацифистского энтузиазма породили отчаяние, мизантропию и нигилизм. Даже манифест диско и гламура, "Лихорадка" отражал это зловещую болезненность "Я эпохи", эпохи крайнего индивидуализма (а значит отчуждения) и новой волны агрессивного потребления. Лихорадка - состояние кончено приподнятое, но нездоровое.
Интересно, что Джоди Фостер, сыгравшая в "Таксисте" малолетнюю проститутку, которую Тревис берется силой оружия вырвать из адища города, спустя 30 лет сыграет в "Отважной" этакого Таксиста в женском варианте, героиню большого города с пистолетом в руках.
Он и сейчас ходит по нью-йоркским закоулкам, одинокий завсегдатай ночных порно-кинотеатров, метафизический Тревис, уже готовый обрушить свой гнев на всю эту сволочь.
Перед финальными титрами этого фильма другие титры сообщают о судьбе его главных героев:
"Клод Ульман, известный пол именем Клод "Ле Маск" успел проглотить таблетку цианистого калия 8 ноября 1943 года…
Гийому Вермершу, "Ле Бизону" отрубили голову в немецкой тюрьме 16 декабря 1943-го…
Люк Жарди погиб под пытками 22 января 1944 года, назвав одно имя – свое собственное…
И 13 февраля 1944 года Филлип Жербье решил на этот раз не искать спасения в бегстве…"
Если бы французского Сопротивления не было – а есть серьезные основания подозревать что его почти не было – его стоило бы выдумать только для того чтобы Великий Жан-Пьер Мельвиль снял этот фильм, наплоенный фатализмом такой библейской мощи, что все перипетии сюжета кажутся притчами, а герои – не конкретными Жанами и Клодами, а просто более или менее эффективными орудиями в руках Долга и Судьбы.
Это очень мрачное и трагичное кино, эпос подполья. Понадобился еврей, мизантроп и женоненавистник Мельвиль, чтобы сделать французам "под ключ" легенду о Сопротивлении, о том, каким оно могло и должно было быть. До этого французский кинематограф поставлял в основном комедии, в которых с искрометные галлы побеждали "бошей"-оккупантов тонкой щуткой-прибауткой, тортом в морду, вовремя поднятой юбкой или еще чем-нибудь таким водевильным. За пару лет до "Армии теней" на экраны вышел "Горит ли Париж?" – кинематографический памятник франко-американской дружбе, снятый в традициях голливудских исторических эпосов, с Делоном, Бельмондо, Кирком Дугласом и еще целой сводной трансатлантической армией звезд. Несмотря на размах, этот образчик патриотической кинопропаганды заметно уступает в серьезности и напряженности фильму Мельвиля, как всегда камерному, без всяких батальных сцен, с небольшим числом персонажей, которые больше молчат, чем говорят. И никакого изящного "версальского" юмора от этих людей, каждый из которых носит с собой таблетку с цианистым калием, вы не дождетесь.
Финальная сцена фильма – расправа над одной из лучших подпольщиц, Матильдой, которой за ее профессионализм, бесстрашие и талант по части конспирации и организации восхищались все без исключения ее товарищи-мужчины, но которую им все-таки приходится казнить, потому что – в это почти невозможно поверить – она все-таки предала их. Ее уязвимым местом оказалась дочь – немцы нашли ее и пригрозили отправить в публичный дом для солдат с Восточного фронта. Тут дало знать о себе и женоненавистничество режиссера – материнский инстинкт сделал героиню предательницей. При этом и покончить с собой она не может, потому что в этом случае ее дочь ждет та же судьба, что и в случае отказа Матильды сотрудничать. И тогда она просит Гестапо освободить ее от постоянного надзора (охраны), недвусмысленно намекая подпольщикам, что хочет, чтобы они убили ее. И они ее казнят.
В фильме блистают Лино Вентура, Поль Мерис, Симона Сеньоре, Поль Кроше и Сердж Реджани – люди с печальными, потрепанными, бывалыми лицами. Только герой Вентуры в своем облике сохраняет некоторую интеллигентную возвышенность и философскую "неотмирность".
На весь фильм один единственный красавчик – Жан-Пьер Кассель, отец Венсана. Внешность не героя, а плейбоя. Уходит в подполье прямо от барной стойки, бросив там девицу. Добровольно предается в руки гестаповских палачей, написав донос на самого себя, чтобы попытаться вытащить из тюрьмы товарища – а для этого в тюрьму надо попасть самому. Он идет под пытки с легкой иронической полуусмешкой – смотрите, "боши", что такое настоящий француз. Выручить ни товарища, ни себя из застенков у него не получилось – зато разделили по-братски дозу цианида. Тебе половина и мне половина.
Также в фильме можно усмотреть и антикоммунизм, характерный для взглядов позднего Мельвиля. Отнюдь не случайно предателем, паршивой овцой в Сопротивлении в начале картины оказывается именно молоденький парень-коммунист. Сцена его казни другими подпольщиками – одна из самых сильных в мировом кинематографе вообще: суровые мужчины средних лет удушают "красного" паренька на конспиративной квартире.
Еще в начале 1960-х режиссер был гораздо более терпим к левым, и даже симпатизировал им, что можно увидеть в его раннем черно-белом "Леоне Морене, священнике" с возмутительно молодым Жаном-Полем Бельмондо, который, в роли католического пастора-"сопротивленца" признает "отдельные недостатки" церкви, которая "упустила рабочий класс".
Но ко второй половине 1960-х мэтр успел окончательно расплеваться со всей этой левой братией, Годаром и "Новой волной", участники которой его боготворили. Он никогда не любил шутников. Всегда был предельно серьезным. В его фильмах мало юмора, в большинстве – нет вообще, а если есть, как в "Леоне Морене", то он служил не снижению пафоса, а наоборот – подъему планки. Так фанатик инквизиции использует насмешливые метафоры для того, чтобы нагляднее объяснить еретику весь ужас ожидающих его мук.
Как только "Армия теней" вышла на экраны на нее сразу же посыпались тухлые помидоры, огрызки яблок и прочее из арсенала клоаки, а клоака была левацкой и интеллигентской. Фильм обвиняли и в ретроградстве, и в том, что он – просто "голлистская" агитка. Последнее было правдой.
"Армия теней" – это подарок великого режиссера великому генералу и лидеру нации. Это попытка создать французам собственный патриотический, национальный миф, героический эпос подполья, сочинить красивую легенду и укрепит ею шатающееся кресло президента Республики. И уже не важно, что там было на самом деле в реальности с 1940 по 1944 год, кто и как там сопротивлялся оккупантам и сопротивлялся ли вообще. Если за эту идею, за "Свободную Францию", за Де Голля умирали такие люди, пусть даже это и было только в кино, то как смеют залупаться на него взбесившиеся с жиру сорбоннские волосатики, папенькины сынки, взбунтовавшиеся против пап? И как остальная, не длинноволосая Франция, может всерьез воспринимать бузу этих мaжоров, чей бунт похож на подростковую поллюцию?
Мельвиль даже не то, чтобы ненавидел 1960-е. Он их просто игнорировал. Не видел в упор и снимал так, как будто их вообще не было. В "Самурае", например, нет ни одного мужчины с длинной прической, и, хотя действие происходит в 1967-м и по улицам ездят машины тех лет, но при этом мужчины все до одного ходят в черных или серых, в крайнем случае – синих костюмах-"тройках", плащах и шляпах. Великий в своем перфекционизме, категоричности и безаппеляционности художник просто отказывался признавать за происходящим право на реальность, и добился таки своего – в пространстве его кинематографа никаких этих ваших хваленых 1960-х нет, он их отменил.
"Точка", реж. Юрий Мороз, 2006 г.
Три года назад на экраны кинотеатров страны вышел фильм. Снял его режиссёр Юрий Мороз. Про этот фильм спорили, его много ругали. Потом забыли. Остался он в умах и на полках кажется только редких ценителей достойного русского кино. А жаль. "Точка" (экранизация одноимённой повести Григория Ряжского), помните? "Помню, про проституток!" – скажет сейчас кто-то. Да. То есть, совсем нет... Три года назад режиссёр Юрий Мороз снял фильм о самом главном. Фильм, который встаёт в горле костью. Который хочется и нужно пересматривать. После просмотра которого трудно не сказать – "А точку-то ставить рано!"
Москва. Наше время. На точке работают проститутки – Кира (Виктория Исакова), Аня (Анна Уколова) и Нина-Мойдодырка (Дарья Мороз). Вместе живут в бытовке на Рижской. Вместе отправляются каждый вечер на работу. Вместе планируют "отъезжать" – возвращаться к нормальной жизни.
Прошлого - нет: там начало той болезненной верёвочки, что привела их в столицу. Будущее – далёкое, но обязательно светлое, ради него всё это! И, наконец, настоящее. А что настоящее?..
– Девочки, показ! – командует в начале фильма потёртая жизнью мамка.
– Вот эту, длинную, позови сюда, – шевелит холёным пальцем клиент.
– Аня, иди к нам.
– Сколько лет? – интересуется мужчина.
– Двадцать шесть.
– Откуда?
– Из Бельц.
– Откуда? – брезгливо морщится москвич.
– Молдавия, – словно оправдывается девушка.
– Рожала?
– Да.
Биография исчерпывающая. Частности: педофил-отчим, нежелательная беременность, билет в спасительницу-столицу и жёлтый билет.
Мойдодырка – она Мойдодырка и есть. Потому как за десять лет не перестала отмываться от прежней жизни. В прямом смысле. Разбитый инсультом алкоголик-отец год ходил под себя, мать пила, поэтому выгребать из под неспокойного родителя приходилось старшенькой. К этому добавила и мама, выплеснув однажды на голову дочери содержимое утки... Словом, когда клиент-дальнобой посоветовал грудастой малолетке отправляться в Москву, та это с радостью и сделала.
И наконец Кира – самый нестандартный персонаж этой троицы. Отец – крупный военный чин. Гарнизонное детство. Солдатик из соседней части, и – любовь. Настоящая. Точнее, всё остальное не настоящее, только любовь настоящая! Такая как в сказках. Пусть и злодей тут вполне реальный – отец, на дух не переносящий сопляка-десантника – это ладно... Любовь, любовь ведь... И беременность желанная. Вот только он не знает. Не успел! Потому как 104-й Псковский парашютно-десантный полк на войну отправили.
Когда папаша узнал, что дочка "залетела", отправилась уже она. На все четыре стороны. Которые, как известно, ведут в Москву. Тут сказке и конец. У почерневшей от горя несостоявшейся свекровки-москвички Кира узнаёт, что "Вадика убили". На могилке любимого её беспамятную подбирают бич и товарка, решающие продавать "девочку" по пятихатке вокзальному сброду... В себя она приходит только в Склифе, где с располосанными от неудавшегося суицида руками и шрамом после кесаревого, получает кличку "Зебра", а также совет от умудрённой жизнью пациентки-соседки – идти работать на точку, а дальше жизнь покажет.
Что там показывает жизнь – в общих чертах живописует автор. Перепалки на заплёванной точке. "Субботник" у ментов. Апартаменты творческой интеллигенции. Бандитская яхта с непременными перестрелками. Извращенец с индивидуальными "особенностями физиологии организма". Особняк на Рублёвском шоссе, за стенами которого скрываются совсем уж странные существа... Список сцен – впечатляющий, но не выскакивающий за грань дозволенного. Автор не растекается в смакованиях перечисленных перверсий, а точечно и выверено ведёт свою мысль, где всё – двор, беспредельщики-менты, и даже извращенец – не самоцель, а всего лишь средства, яркие декорации, на фоне которых происходит что-то гораздо более важное.
Продажа чести – всегда достижение предела, той самой точки. В фильме это демонстрируют и главные героини, и прочие персонажи. Например, здесь практически нет положительных мужских героев: выведенные в какой-то болезненной крайности, они заставляют даже задаться вопросом – кому ещё больше беспокоиться за непоруганные достоинство и честь – "девочке" с улицы, или хозяину жизни на дорогой машине? Одно дело продать тело, другое – что-то большее.
Борьба эта – со своими страстями, желаниями, сиюминутными интересами, пронизывает невидимой нитью весь фильм. Сначала вроде бы не придаёшь значения эпизоду, где одна девушка молчит и прячет глаза, а другая, не отворачивая, смотрит в упор на купившего её «хозяина». Где оброненная фраза вызывает такой резонанс в привычной схеме «проститутка – клиент», что экран подёргивает накатившей секундной волною…
Вот мужчина предлагает девчонкам заняться групповым сексом. Почему нет? Но одна против. Это Кира. Та, у которой убили. Которая сама едва живая. Спустя минуту резвый любитель погорячее появляется со сворой бойцовых псов. Она не делает назад ни шагу. Ясно, что не отступит, даже если разорвут. Что-то гораздо более сильное, чем собаки, мужчины, сама ситуация, присутствует здесь сейчас… Все берут даровой шампунь. Одна отказывается. Кира. Что такого?.. Измазанная в крови ревёт на асфальте незнакомая ещё Мойдодырка. Несмотря на протесты соседки – "А на фига нам эта тягомотина?" – Кира приводит её к себе, отмывает, отхаживает, оставляет жить. А когда Аня сообщает, что беременна, предлагает ей оставить работу, сидеть пока на хозяйстве, а «на памперсы и пожрать – хватит, не твоя забота». Так постепенно, кадр за кадром, кирпичик за кирпичиком, вырисовывается оглушительная по своей силе картина. Где кто-то привычно по капле выдавливает из себя достоинство. А кто-то находит силы сохранить нетронутым внутри самое дорогое. Не продаться самому себе!
В одной из сцен фильма девушек привозят на загородную виллу. Некий серый кардинал проходится по строю. Сканирует взглядом одну, другую. На последней неожиданно спотыкается. Долго смотрит в глаза этой белокурой лохудры, курит, молчит… Кира единственная, кто не попадает на последующее шоу. Девочек загоняют в бассейн и восемь часов держат в холодной воде. Робкие попытки протеста сразу пресекаются. В оглушительной тишине слышно только как трава хрустит под туфлями охранников, да кто-то незримый шуршит в глубинах особняка…
Зорким оказался искушённый жизнью «кардинал». Не испортил «малину». Не проморгал!
Когда «Точка» вышла в прокат, сплошь проморгали близорукие критики! Картина была презрительно отвергнута. «Эпатаж, чернуха, возвращение к перестроечным традициям» - пачкали этот чистый пронзительный фильм. Или, как сенсацию, обсуждали участие в нём главной роли дочери режиссёра. Чем-то «Точка» неумолимо напоминает Астрахановский «Ты у меня одна», снятый в то болезненное время искушений и дезориентации, когда, как воздух, нужны были именно такие фильмы. Скольким он напомнил, что одна она – жизнь, любовь, Родина! А до скольких не достучалась или просто не дошла по адресу Морозовская работа?
Финал истории «Точки», даже учитывая специфику сюжета, страшный. Как может быть страшен удар в спину со стороны защищённого тыла. Предательство своих на поле боя. Как страшны и аномальны патологии окружающего мира, с которыми сталкиваешься ежедневно, и которые так яростно претендуют на норму.
Будущего не наступило. И наступить не могло. Из всех троих понимала это, кажется, только Кира. Настоящее, и только.
А всё-таки что настоящее? Взмах факела в темноте. Мир, который целое мгновение держался. Земля, на которой в это время был как минимум один живой человек!
Однажды Егор Летов сказал «Я беспощадно верю в победу безногого солдата, ползущего на танки с голыми руками. В победу богомола, угрожающе топорщащего крылышки навстречу надвигающемуся на него поезду…»
Кира победила (пусть об этом узнала только одна она). Безвозвратно, величественно и однозначно. Мы свидетели этому подвигу.
Сергей Прудников
-
-
06.12.2013 в 23:46